Конец восьмидесятых. Главная героиня — молодая женщина, врач Нина Валентиновна (актриса Александра Власова). К ней поступает тяжелый пациент в Прохоров (актер Александр Рапопорт) — мужчина 74 лет, у которого в единственной здоровой почке застрял камень. Его не получается убрать без операции, но пациент может ее не пережить из-за двух инфарктов и недавнего инсульта.
Героиня оказывается перед выбором — рискнуть и провести операцию с низкими шансами на успех, или обезопасить себя и свою карьеру, но обречь пациента на смерть. Нина Валентиновна начинает искать варианты.
В «Истории болезни» легко узнать российские больницы –состояние многих учреждений сохраняется с конца восьмидесятых до сегодняшнего дня. Российскому человеку из региона хорошо знакомо показанное режиссером пространство: старое здание, стены в маслянистой краске, крикливые реплики медперсонала, бесконечный шум, кто-то всегда несется по коридору и всегда опаздывает.
Знакомы и бесстрастные лица врачей, и брезгливые лица медсестер. В фильме показан осмотр: старческие руки с трудом снимают рубашку, на смену им приходят резкие и нетерпеливые движения медсестры. Холодное кресло, неловкая поза, мучительная для героя — ноги раздвинуты, перед ним сидит молодая девушка, над ней стоит медсестра. Герою больно, но в ответ только: «Терпите». Перед Ниной Валентиновной не человек, а проблема. У пациента даже нет имени — весь фильм врачи называют его только по фамилии.
Все узнаваемо, потому что системно. Неважно, в каком году, городе и отделении это происходит. Так бывает: девушка на кушетке рыдает, из ее ноги вычищают гной, а медсестра над ней болтает с врачом и смеется. Мужчина звонит в скорую, потому что его мать при смерти, и там раз за разом не поднимают трубку. Внучка встречает врачей, которые, подходя к ее 80-летней еле дышащей бабушке в глубокой деменции, безразлично скажут: «О, еще одна».
Этот фильм — история болезни системы и конкретного человека, которого режиссер сделал главным актором. Система меняет того, кто в нее попал. Официальные и негласные правила, законы, порядки, традиции. Мы живем внутри систем, без них бы ничего не работало: больницы, офисы, армия, семья, почта, школа. Но качество внутреннего устройства всех этих организаций может быть разным — где-то несет гнилью и самодурством, разрухой, где-то свежим воздухом. Где-то принято молчать, где-то — говорить.
Молчать, конечно, принято чаще. И разруху мы встречаем чаще, чем отлаженные механизмы (кажется, это взаимосвязанные вещи — молчание и разруха). Система инертна и влиятельна — люди так привыкают к данности обстоятельств, к отключению эмоций и обезличиванию себя, что постепенно костенеют внутри.
Поэтому врач-анестезиолог отказывает Нине Валентиновне в подготовке пациента к операции, и назначает ему капельницу, которая его убьет: «Тебе же лучше — ласты склеет без твоей операции». Коллеги «дружески» советуют героине получить у больного отказ от операции — подвести его к добровольному выбору смерти. Их вовлеченность в судьбу пациента меньше, чем в забаву — съест ли один из них двадцать семь яиц на спор или нет.
Когда человек устал бороться/сломался/не видел смысла в этом изначально или перестал в него верить, он негласно отказывается быть актором: «Я — просто часть системы, которую мне не изменить. Поэтому буду выживать как могу». Так человек оказывается на уровне своих ценностей — падая на дно и теряя человеческий облик, или преодолевая сложности, но сохраняя себя.
Врачи стиснуты в рамках — рангов, административных правил, усталости. Система может не простить ошибку, исключить тебя из себя. А может дать тебе власть над жизнями других людей. И ты можешь оказаться перед выбором: решать сложности самому, попытаться сбросить ответственность на коллегу или прислушаться к «совету» получить «добровольный» отказ от операции от пациента при смерти. Человеческое заменяется системным, чтобы не сойти с ума и выжить — решать чужую судьбу каждый день и не сломаться, посильно не всем. Но перед врачами этот выбор стоит регулярно.
В системах интересно то, что при их ближайшем рассмотрении в становятся видны отдельные шестеренки и лица. И хотя система работает как нечто общее, каждая состоит из частностей.
Нина Валентиновна почувствовала пресс больничных правил и инертности сломанного устройства на себе — столкнулась с малодушием и подлостью коллеги, уперлась в стену безразличия напарника, попала в тупик рисковых выборов. Она попыталась найти опору в старших коллегах, разделить и даже отдать им ответственность за выбор. Но в итоге определять — оставить пациента умирать или попытаться его спасти, выпало ей самой.
В «Истории болезни» очень четко показано: даже когда вокруг человека тесные рамки, свобода выбора остается при нем. Даже когда мы работаем в системе и являемся ее частью, выбор мы делаем личный, внутренний. Это наша совесть — не системы. Это наши выборы — не системные. И это мы спасаем или убиваем — не система.
Тон и настрой, которые мы используем, соприкасаясь с системами больницы, офиса, армии, семьи, почты, школы — выбираем мы сами. Наорать и отвернуться или проявить терпение. Давить или дать воздуха — зависит от нас. И даже если система уже внутри вас, никогда не поздно избыть из себя системное, нечеловеческое, чтобы остаться человеком.
В 2022 году весь мир мог почувствовать себя частью общей системы — одна обрушенная карта повлияла на всю политическую колоду, и изменила привычные расклады. Многие почувствовали, насколько они слабее и беспомощнее государства и как легко стать врагом этой системы. Но при этом мы видим и сотни и тысячи самостоятельных выборов — выхода из системы, борьбы с ней, протеста. Как мы себя ведем и как относимся у тому, что нас окружает в рамках наших личных систем, наш выбор. И что мы бережем — душу или статус, выбираем самостоятельно. Только осознав это, система имеет шанс на выздоровление.
october, 2024
No Events
Авторы идеи: Анне-Катрин Топп, Инесса Тропина. © Проект «Вкратце!» | Authors of the idea: Anne-Kathrin Topp, Inessa Tropina. © Vkratze! Project
Написать нам | Contact us: vkratze.fest@gmail.com